Аля Кудряшева - Пригорюнилась, похудела, или, может, стряслась беда

Пригорюнилась, похудела, или, может, стряслась беда? Это очень смешное дело — выйти из дому в никуда. Пусть не трогает время нас — мы оказались не на земле, а по городу ходит насморк и чихает куда не лень. Забирается в заоконье и из труб на асфальт течет, мне бы лучше сидеть спокойно, мне бы лучше писать отчет. Между прочим, такая тема, что сдавать его в ноябре, я бы, может, того хотела, но пока вместо текста — бред, вместо выводов — многоточье, вместо тезисов — ерунда, а пойдем погуляем ночью? Ненадолго, ненавсегда, просто выйдем в усталый будень, убежим от чужой возни и забудем все, и забудем, и забудемся, черт возьми.
А меня от всего воротит, я все время ни здесь ни там, вылезает из подворотен очумевшая темнота, заставляет бежать быстрее, не сворачивать, по прямой, я, наверное, вернусь в апреле, полуголой, босой, хромой. Что случилось? Что-то случилось? Не тяни, рубани сплеча, я не знаю, какая сила заставляет меня молчать, заставляет бродить, мурлыкать и родного лица поверх заставляет надеть улыбку и приклеить ее навек. Отрубаться, лежать поленом, но не плакать, ни на чуть-чуть. Хочешь вырасти Гуинпленом? Приезжай, а я научу.
И дорога почти знакома — тоже домики и кусты, я ж сказала, недалеко мы, кстати, вот и восток остыл, добегу до седьмого пота — будет время встречать зарю, только кто ты, невнятный кто-то, для которого говорю?
Мы построили странный город — из вопросов, страниц и букв, и до привкуса крови в горле, как во сне, прикусив губу, я с разбегу ныряю в вечер, только стрелка часов дрожит, и пытаюсь придумать нечто, для чего этот город жив. Я с другими порой летаю за границы добра и зла, а с тобой я — переплетаюсь, каждой жилкой на два узла. Каждым голосом невесомым, каждой шорохом за спиной, каждой иксовой хромосомой (хоть в генетике полный ноль). Так должны идти по канату — не надеясь дойти, без слов, мы с тобой такие юннаты — не осталось живых углов. Не испить воды родниковой, до рассвета не доползти, мальчик с дудочкой тростниковой, постарайся меня спасти.
Vivos voco, но воздух стынет, дождь — снежинками на руке, кислый привкус дурной латыни затихает на языке.
Ухожу в полукружье арок, на часах без минуты шесть. Homo homini есть подарок, вкусный текст и мягкая шерсть.
Ночь прошла, только кто заметил, день пришел — не пойму, за кем. Я похожа на старый ветер, заблудившийся в рюкзаке.