Альфред Теннисон - Мариана

Перед куртиною цветочной
Травой дорожки заросли;
Где золотился персик сочный -
Подставки брошены в пыли.
Кругом — обрушились строенья,
Сарай — со сломанным замком.
Давно картину разрушенья
Собой являет старый дом.
Она вздыхает: — День унылый!
Он не идёт! — она твердит,
— Терпеть и ждать нет больше силы
Устала я, и тень могилы
Отдохновенье мне сулит! -

С вечерней светлою росою
Слеза катится за слезою
Из глаз её, и слёзы льёт,
Встречая утренний восход,
Она опять. К теплу и блеску
Ей не поднять своих очей,
И лишь, отдёрнув занавеску
В глубоком сумраке ночей,
Она вздыхает: — Ночь уныла!
— Он не идёт! — она твердит.
— Устала я, и лишь могила
Отдохновенье мне сулит! -

Порой, в безмолвии полночи
Крик филина её пугал,
Петух, перед уходом ночи,
Кричал, взлетев на сеновал.
Но и во сне, в тоске жестокой
Она страдала одиноко,
Пока с рассветным ветерком
Не просыпался старый дом.
Она вздыхала: — День унылый!
Он не придёт, он не придёт!
Терпеть и ждать нет больше силы…
Устала я, во тьме могилы
Меня желанный отдых ждёт! -

Стропила старые на крыше
Весь день скрипели тяжело,
И за стеной скреблися мыши
И муха билась о стекло.
Когда скрипела половица -
Шаги мерещилися ей,
Знакомые глядели лица
Из старых окон и дверей.
Она вздыхала: — Жизнь уныла!
Он не придёт, он не придёт!
Устала я, и мне могила
Отдохновенье принесёт.

И всё: шум ветра меж листвою,
И бой часов в вечерней тьме,
И дождь, шумевший за стеною -
Сливались у неё в уме.
Но для неё ужасней вдвое,
Невыносимей — был закат.
И ей сиянье золотое
Всегда вливало в душу яд.
Она в отчаянье рыдала:
— Нет силы долее терпеть!
Он не придёт — я это знала…
О, Боже мой, как я устала!
О, Боже, если б умереть!

Перевод О. Н. Чюминой