Александр Сумароков - Исмена

При токахъ быстрыхъ водъ была долина красна.
Рамира слышу я тамъ жалобу нещасна,
Но веселюся я пріятнeйшей страной;
О рощи, о луга, восплачите со мной!
Восплачите со мной источники и рeки!
Но буду я любимъ Исменою во вeки.
Мнe больше ни чево на свeтe семъ не жаль,
Тверди мой, ехо, стонъ и злу мою печаль!
Исмена гдe пасу, ужъ тeхъ луговъ не видитъ!
Дарю подарки ей, подарки ненавидитъ.
Намнясь изъ рукъ моихъ она цвeты взяла,
Однако изъ цвeтовъ вeнка не соплела:
Цвeты увяли такъ для пущой мнe угрозы:
Тюлпаны, лиліи, ясмины, красны розы:
Увяла съ ними вдругъ надежда вся моя:
Не eмъ, не пью, не сплю, тоскую только я.
Какъ нимфы Фебову предвeстницу встрeчаютъ,
И овцы голосу свирeлей отвeчаютъ;
Товарищи мои ликуютъ во стадахъ,
Какъ вeтры свeжія на ключевыхъ водахъ:
А я лежу въ одрe объятъ пастушьимъ домомъ,
Какъ будто дерево поверженное громомъ:
Шалашъ мой видитъ то, что я всю ночь не сплю,
И что различныя мученія терплю:
А въ тe часы, когда другія всe не сонны,
Мои тяжелыя ко сну лишъ мысли склонны,
Колико въ шалашe ни тщуся отдохнуть.
Приду подъ тeнь дровосъ, хочу глаза сомкнуть
Но сонъ меня и тамъ отъ мукъ не избавляетъ
Бeжитъ, и во слезахъ подъ тeнью оставляетъ.
Когда бъ ты грудь мою проникнути могла;
Когдабъ узнала ты, какъ ты меня зажгла,
Исмена, ты бъ о мнe конечно поболeла;
И о любовникe нещастномъ сожалeла!
Не хочешь ты внимать сихъ жалостныхъ рeчей,
Отъ плачущихъ моихъ скрываешься очей.
Гдe я, тамъ нeтъ тебя: къ тебe прийти рабeю:
Хочу сказать люблю, и молвить не умeю.
Или разрушити тобою мнe животъ,
Чтобъ жаръ любви потухъ на днe сихъ хладныхъ водъ?
Когда коснешься ты Исмена сей дороги,
И станешь омывать на сихъ потокахъ ноги,
Воспомни, что тобой злой рокъ меня унесъ,
Смeшай съ струями ихъ хотя немного слезъ.
Начни быть жалостью хоть поздно побужденна;
Коль ты не тиграми ирканскими рожденна,
И естьли какъ они ты зла не такова!
Исмена межъ кустовъ внимала тe слова,
И мня: почто ему въ пустынe лицемeрить?
Что любитъ онъ меня, конечно должно вeрить.
Не сeтуй, говоритъ, ты здравіе губя:
Коль любишь ты меня, такъ я люблю тебя.
Я для ради тово съ тобой, мой свeтъ, чужалась,
Что я притворности въ жару твоемъ пужалась.
Не часто ли любви лишъ только во устахъ:
И столько же цвeтутъ какъ розы на кустахъ?
Поутру видимы прекрасны были розы:
А къ вечеру одни останутся лишъ лозы.
Клянется ей пастухъ; но клятвы пастуха
Къ чему уже, когда пастушка не лиха?
Тому, что сeяно, часы приходятъ жатвъ….
Исмена говоритъ: оставь ты лишни клятвы,
Не клятвамъ вeрю я, но жалобe твоей,
И для свидeтельства, еще пустынe сей,
Котора на меня твои внимала пeни.
Передъ Исменой ставъ любовникъ на колeни,
Со всей горячностью и нeжностью любя,
На вeки въ радости вручаетъ ей себя.
Въ сладчайшемъ чувствіи минуты пролетаютъ,
Играютъ мысли ихъ, сердца и кровь ихъ таютъ,
Уже къ союзу ихъ темнeютъ небеса,
И солнце нисходя садится за лeса:
Сплетены вeтьви древъ лужайку ону кроють,
Которыя брега журчащи воды моютъ,
Гдe вeтры тихія имъ дуютъ во власы,
И прохлаждаютъ ихъ вeчернія часы.
Любовники тогда имeя мысли плeнны,
Отъ шума деревень въ пустыняхъ удаленны:
И удалясь еще и отъ стрегомыхъ стадъ,
Ко исполнонію въ желаніи отрадъ,
Ко увeнчанію веселія приходятъ,
И беспрепятственно что надобно находятъ:
И не завидуютъ на свeтe ни чему,
Предпочитая то сокровище всему.
Цeлуясь говорятъ сто кратъ: люблю не ложно.
Въ послeдокъ — етова изобразить не можно.
Что началъ Купидонъ, то Гименъ окончалъ
И жаръ ихъ, радостнымъ восторгомъ увeнчаль.