Владимир Бенедиктов - Дионисий и Филоксен

Вступает — на диво и смех Сиракузам -
Тиран Дионисий в служители музам:
Он лиру хватает, он пишет стихи;
Но музы не любят тиранов холодных, -
Творит он лишь груды рапсодий негодных,
Исполненных вялой, сухой чепухи.

Читает. В собранье все внемлют с боязнью.
Зевать запретил он под смертною казнью,
Лишь плакать дозволил, а те наконец
Зевоту с таким напряженьем глотают,
Что крупные слезы из глаз выступают,
И, видя те слезы, доволен певец.

Вот, думает, тронул! — Окончилось чтенье.
Кругом восклицанья, хвалы, одобренье:
‘Прекрасно!’ — И новый служитель камен,
Чтоб выслушать суд знатока просвещенный,
Зовет — и приходит к нему вдохновенный
Творец дифирамбов, поэт — Филоксен.

‘Я снова взлетел на парнасские выси
И создал поэму, — сказал Дионисий. -
Прослушай — и мненья не скрой своего!’
И вот — он читает. Тот выслушал строго:
‘Что? много ль красот и достоинств?’ -
‘Не много’.
— ‘А! Ты недоволен. В темницу его!’
Сказал. Отвели Филоксена в темницу,
От взоров поэта сокрыли денницу,
И долго томился несчастный. Но вот
Свободу ему возвращают и снова
Зовут к Дионисию. ‘Слушай! Готова
Другая поэма, — тут бездна красот’.

И новой поэмы, достоинством бедной,
Он слушает чтенье, измученный, бледный,
Мутятся глаза его, хочется спать.
Тот кончил. ‘Ну что? Хорошо ли?’ — Ни слова
Ему Филоксен, — отвернулся сурово
И крикнул: ‘Эй! Стража! В темницу опять!’