Вячеслав Иванов - Золотые завесы

1

Лучами стрел Эрот меня пронзил,
Влача на казнь, как связня Севастьяна;
И, расточа горючий сноп колчана,
С другим снопом примчаться угрозил.

Так вещий сон мой жребий отразил
В зеркальности нелживого обмана…
И стал я весь — одна живая рана;
И каждый луч мне в сердце водрузил

Росток огня и корнем врос тягучим;
И я расцвел — золотоцвет мечей -
Одним из солнц, и багрецом текучим

К ногам стекла волна моих ключей…
Ты погребла в пурпурном море тело,
И роза дня в струистой урне тлела.

2

Сон развернул огнеязычный свиток:
Сплетясь, кружим — из ярых солнц одно -
Я сам и та, чью жизнь с моей давно
Плавильщик душ в единый сплавил слиток.

И, мчась, лучим палящих сил избыток;
И дальнее расторг Эрот звено,-
И притяженной было суждено
Звезде лететь в горнило страстных пыток.

Но вихрь огня тончайших струн венцом
Она, в эфире тая, облачала,
Венчала нас Сатурновым кольцом.

И страсть трех душ томилась и кричала,-
И сопряженных так, лицо с лицом,
Метель миров, свивая, разлучала.

3

Во сне предстал мне наг и смугл Эрот,
Как знойного пловец Архипелага.
С ночных кудрей текла на плечи влага;
Вздымались перси; в пене бледный рот…

«Тебе слугой была моя отвага,
Тебе,- шепнул он,- дар моих щедрот;
В индийский я нырнул водоворот,
Утешного тебе искатель блага».

И, сеткой препоясан, вынул он
Жемчужину таинственного блеска.
И в руку мне она скатилась веско…

И схвачен в вир, и бурей унесен,
Как Паоло, с тобой, моя Франческа,
Я свил свой вихрь… Кто свеял с вежд мой сон?

4

Таинственная светится рука
В девических твоих и вещих грезах,
Где птицы солнца на янтарных лозах,
Пьют грозднй сок, примчась издалека.

И тени белых конниц — облака -
Томят лазурь в неразрешенных грозах,
И пчелы полдня зыблются на розах
Тобой не доплетенного венка…

И в сонной мгле, что шепчет безглагольно,
Единственная светится рука
И держит сердце радостно и больно.

И ждет, и верит светлая тоска,
И бьется сердце сладко-подневольно,
Как сжатая теснинами река.

5

Ты в грезе сонной изъясняла мне
Речь мудрых птиц, что с пеньем отлетели
За гроздьем — в пищу нам; мы ж на постели
Торжественной их ждали в вещем сне.

Воздушных тел в божественной метели
Так мы скитались, вверя дух волне
Бесплотных встреч,- и в легкой их стране
Нас сочетал Эрот, как мы хотели.

Зане единый предызбрали мы
Для светлого свиданья миг разлуки:
И в час урочный из священной тьмы

Соединились видящие руки.
И надо мной таинственно возник
Твой тихий лик, твой осветленный лик.

6

Та, в чьей руке златых запруд ключи,
Чтоб размыкать волшебные Пактолы;
Чей видел взор весны недольней долы
И древних солнц далекие лучи;

Чью розу гнут всех горних бурь Эолы,
Чью лилию пронзают все мечи,-
В мерцании Сивиллиной свечи
Душ лицезрит сплетенья и расколы.

И мне вещала: «Сердце! Рдяный сад,
Где Тайная, под белым покрывалом
Живых цветов вдыхает теплый яд!..

Ты с даром к ней подходишь огнеалым
И шепчешь заговор: кто им заклят,
Ужален тот любви цветущим жалом».

7

Венчанная крестом лучистым лань,-
Подобие тех солнечных оленей,
Что в дебрях воззывал восторг молений,-
Глядится так сквозь утреннюю ткань

В озерный сон, где заревая рань
Купает жемчуг первых осветлений,-
Как ты, глядясь в глаза моих томлений,
Сбираешь умилений светлых дань,

Росу любви, в кристаллы горных лилий
И сердцу шепчешь: «Угаси пожар!
Довольно полдни жадный дол палили…»

И силой девственных и тихих чар
Мне весть поет твой взор золото-карий
О тронах ангельских и новой твари.

8

Держа в руке свой пламенник опасный,
Зачем, дрожа, ты крадешься, Психея,
Мой лик узнать? Запрет нарушить смея,
Несешь в опочивальню свет напрасный?

Желаньем и сомнением болея,
Почто не веришь сердца вести ясной,-
Лампаде тусклой веришь? Бог прекрасный -
Я пред тобой, и не похож на змея.

Но светлого единый миг супруга
Ты видела… Отныне страстью жадной
Пронзенная с неведомою силой,

Скитаться будешь по земле немилой,
Перстами заградив елей лампадный
И близкого в разлуке клича друга.

9

Есть мощный звук: немолчною волной
В нем море Воли мается, вздымая
Из мертвой мглы все, что — Мара и Майя
И в маревах мерцает нам — Женой.

Уст матерних в нем музыка немая,
Обманный мир, мечтаний мир ночной…
Есть звук иной: в нем вир над глубиной
Клокочет, волн гортани разжимая.

Два звука в Имя сочетать умей;
Нырни в пурпурный вир пучины южной,
Где в раковине дремлет день жемчужный;

Жемчужину схватить рукою смей,-
И пред тобой, светясь, как Афродита,
В морях горит — Сирена Маргарита.

10

Ad Lydiam **

Что в имени твоем пленит? Игра ль
Лидийских флейт разымчивых, и лики
Плясуний-дев? Веселий жадных клики -
Иль в неге возрыдавшая печаль?

Не солнц ли, солнц недвижных сердцу жаль?
И не затем ли так узывно-дики
Тимпан и систр, чтоб заглушить улики
Колеблемой любви в ночную даль?..

И светочи полночные колышут
Багряным полохом родные сны,
И волны тканей теплой миррой дышат…

А из окрестной горной тишины
Глядят созвездий беспристрастных очи,
Свидетели и судьи страстной ночи.

11

Как в буре мусикийский гул Гандарв,
Как звон струны в безмолвьи полнолуний,
Как в вешнем плеске клик лесных вещуний,
Иль Гарпий свист в летейской зыби лавр,-

Мне Память вдруг, одной из стрел-летуний
Дух пронизав уклончивей, чем Парф,
Разящий в бегстве,- крутолуких арф
Домчит бряцанье и, под систр плясуний,

Псалмодий стон,- когда твой юный лик,
Двоясь волшебным отсветом эонов,
Мерцает, так священственно велик,

Как будто златокрылый Ра пилонов
Был твой пестун и пред царевной ник
Челом народ бессмертных фараонов.

12

Клан пращуров твоих взрастил Тибет,
Твердыня тайн и пустынь чар индийских,
И на челе покорном — солнц буддийских
Напечатлел смиренномудрый свет.

Но ты древней, чем ветхий их завет,
Я зрел тебя средь оргий мусикийских,
Подъемлющей, в толпе рабынь нубийских,
Навстречу Ра лилеи нильской цвет.

Пяти веков не отлетели сны,
Как, деву-отрока, тебя на пире
Лобзал я в танце легкой той Весны,

Что пел Лоренцо на тосканской лире:
Был на тебе, сапфиром осиян,
В кольчуге золотых волос, тюрбан.

13

В слиянных снах, смыкая тело с телом,
Нам сладко реять в смутных глубинах
Эфирных бездн, иль на речных волнах,
Как пена, плыть под небом потемнелым.

То жаворонком в горних быстринах,
То ласточкой по мглам отяжелелым -
Двоих Эрот к неведомым пределам
На окрыленных носит раменах…

Однажды въяве Музой ясноликой
Ты тела вес воздушный оперла
Мне на ладонь, с кичливостью великой

Эрот мне клекчет клекотом орла:
«Я в руку дал тебе державной Никой -
Ее, чьи в небе легких два крыла!»

14

Разлукой рок дохнул. Мой алоцвет
В твоих перстах осыпал, умирая,
Свой рдяный венчик. Но иного рая
В горящем сердце солнечный обет

Цвел на стебле. Так золотой рассвет
Выводит день, багрянец поборая.
Мы розе причащались, подбирая
Мед лепестков, и горестных примет

Предотвращали темную угрозу,-
Паломники, Любовь, путей твоих,-
И ели набожно живую розу…

Так ты ушла. И в сумерках моих,-
Прощальный дар — томительно белея,
Благоухает бледная лилея.

15

Когда уста твои меня призвали
Вожатым быть чрез дебрь, где нет дорог,
И поцелуй мне стигмы в руку вжёг,-
Ты помнишь лик страстной моей печали…

Я больше мочь посмел, чем сметь я мог…
Вдруг ожили свирельной песней дали;
О гроздиях нам птицы щебетали;
Нам спутником предстал крылатый бог.

И след его по сумрачному лесу
Тропою был, куда, на тайный свет,
Меня стремил священный мой обет.

Так он, подобный душ вождю, Гермесу,-
Где нет путей и где распутий нет,-
Нам за завесой раздвигал завесу.

16

Единую из золотых завес
Ты подняла пред восхищенным взглядом,
О Ночь-садовница! И щедрым садом
Раздвинула блужданий зыбкий лес.

Так, странствуя из рая в рай чудес,
Дивится дух нечаянным отрядом,
Как я хмелен янтарным виноградом
И гласом птиц, поющих: «Ты воскрес».

Эрот с небес, как огнеокий кречет,
Упал в их сонм, что сладко так певуч;
Жар-птицы перья треплет он и мечет.

Одно перо я поднял; в зелот ключ
Оно в руке волшебно обернулось…
И чья-то дверь послушно отомкнулась.