Вера Меркурьева - Аспект люциферический

И кто-то странный по дороге
К нам пристает и говорит
О жертвенном, о мертвом Боге.

Cor Ardens I

Введение во круг

Простым и неискусным ладом
Вечерних повестей начать –
О том, как были двое рядом
В одном, соблазн и благодать.

О том, что умноженьем скорби
Равно познанье бытию,
Что верно сердце четкой орбе
Своей – стальному лезвею.

О том, что песен зеркалами
Все зеркала повторены,
Что стали дни – ночными снами,
И стали днями — ночи сны.

Что больше лик свой жизнь не прячет,
Как сон, как призрак промелькнув –
И улыбается, и плачет,
Очаровав и обманув.

О том, кто, дав дыханье мертвой,
Испепелил живую ткань –
Быть может, божескою жертвой,
Быть может, в дьявольскую дань.

Бред I-й

Не хочет быть связным,
Явственным миф мой,
Размеренно сказанным
Невольницей-рифмой.

Себе созвучный,
Нескладный, бесчинный,
Замучен, скрученный
Извилиной змеиной.

Язвит ужаленное –
Занозой, не стигмой –
Сверлит кандальное
Железо стих мой.

И этим – изломанным
Прикоснуться – ржавым,
Зазубренным, темным –
К светам, державам?

Ущерб, неуверенность –
В полноем свершений?
Своя соразмерность
Всех искажений.

Соблазн II

Сны мои, мои ночи –
Темные, вещие.
Ярче видны, зорче
Твари и вещи.

Тот свет, тот зерцальный
Вечером, утром –
Славим, опечалены,
Печальным и мудрым.

Тот зов, тот нездешний
Из-за плена решетки –
Слышим, утешены,
Утешным, кротким.

Видим сердце, что сетью
Уловляет наше –
Виноградной ветвью,
Жертвенной чашей.

Тот Лик, тот восставший –
Он, как мы, особенный,
Прекрасный, отпавший,
«Во всем подобный».

Кем-то сказано –
Бежать чарованья
Великого соблазна –
Великого знанья.

Сон III

Сны мои, мои бреды,
Вещие, тайные –
Мнитесь, поведав
Бывшее – чаянным.

Кто дал на руки
Слово – держать крепко?
Слово – огонь жаркий,
Пальцы – из воска слепки.

Слово мной обронено,
Землею спрятано.
Было огонь оно,
Стало клад оно.

Выну ль из-под спуда
Утаенное?
Что оно, что? чудо?
Солнца, ночи ли тайна?

Жертва? страдание?
Милость? истина?
Не те названия,
Всякое ненавистно.

С тех пор в напасти я
Ищу потерянное
Мое слово власти,
Мое верное.

акт смежный

Сны мои, мои песни –
Тление, таянье –
Нет вас безвестней,
Нет отчаяннее.

Кто дал на руки
Книгу цветнолистую?
Страницы яркие
Излистываю.

Что буква встречная –
Искрасна вспыхнет,
В празелень отсвечена,
Изморозью стихнет.

Те буквы, которые
На глазах – в пламени.
Отведу взор я –
Сизая мгла на них.

Кто мне, беззащитной,
Сжал сердце страхом?
Книга, недочитанной,
Рассыпалась прахом.

С тех пор я тревожна,
Отыскивая –
Где книга брошена
Моя цветнолистая.

Контакт последний

Сны неспокойные,
Что пророчили?
Чьи в вас раздвоенные
Жала ли, они ли?

Кто дал на руки
Знаменные ризки –
Страшные подарки,
Лица своего списки?

Велел увериться
На снимках – кто, где он.
Но как измерится
Мгновеньем – эон?

Как на море к пристани
Льну я взглядом лепким –
И снимок выстанет
Выпуклым слепком.

Лгут искажения –
И то, и то, и это.
Вот он – тень от тени
И свет от света.

Из глаз ли, из уст ли
Жалость – жало выступит.
Нет жалости устали,
Жалу – иступи.

Мудростью ужаленных
Губящий незлобно,
Прекрасный, печальный,
«Во всем подобный».

Мне, как птице связанной,
Не уйти от Лика
Великого соблазна –
Любви великой.

Кто мне сказал, радуясь,
Безжалостный в жертве? –
«Это маска, снятая
С меня после смерти».

Видение вокруг

В далекой жизни, в жизни прежней
Клонился долу выгиб дуг.
Всё безответней, безнадежней.
Теснее замыкался круг.

Всё утомленней, всё покорней
Тянулся счет остылых дней.
И всё длиннее, всё повторней
Ложились полосы теней.

Всё ниже, круче скат пологий,
Всё реже да, всё ближе нет.
«И кто-то странный по дороге»,
И рядом тень, и рядом свет.

– Постой, дай вспомнить. – Чаши емкой
Нерасторжима синева.
И вздрогнет струнно в сердце чьем-то
Натянутая тетива.

Цветные осыпи каменья,
Цветные буквы — те ли, те?
Того ли слова бьются звенья
В неизъяснимой немоте?

И сердца ропот – кто ты, страшен?
И струнный ливень – (помню, где?) –
– Сойди с креста. Не крест, но чаша.
Не меч, но мир. Не там, но здесь. –

Кто в отреченья строгой йоге
Твердит о мертвенности жертв,
«О жертвенном, о мертвом Боге»?
– О мертвом, слышишь? – Слышу. Мертв. –

– А наше: Господи, подай нам? –
– Прими от нас – прольется вздох. –
– А та, а солнечная тайна? –
– Ночная тайна, мертвый Бог. –

– А терн венца, распятья гвозди,
А погребенья пелена? –
– То роз шипы, то кисти гроздий,
То светлорунная волна. –

И песнью песней, взрывом тверди
Созвездий хлынул встречный хор.
Грознее страсти, ближе смерти
Встал исступления восторг.

И вот – ни ужаса, ни боли,
Но всё поет и всё летит.
«И кто-то странный» знаки Воли
На сердце вынутом чертит.

Престолы святы, Власти строги,
Полна соблазна благодать.
Но только б, только на пороге
Не вспоминать, не тосковать –

«О жертвенном, о мертвом Боге».

Когда-то прежде

Навстречу солнцу: земля, земля свята.
Навстречу сердцу: легко благое иго.
И смерти: участь опавшего листа.
И жизни: вечность промчавшегося мига.

Навстречу «мимо» он осветился: пусть.
Дыханью «пусто» он улыбнулся: нива.
И отдал счастью – большого строя грусть,
И скорби – стих свой высокого прилива.

Он темных, пленных безмерно пожалел,
И ужаснулся грядущей нашей муке,
И цепь неволи он на свои надел –
Чтоб наши тронуть закованные руки.

Здесь, на земле он, на черной с нами он,
Печалью нашей, безумьем нашим болен,
И с нами бредит, и с нами усыплен,
И снами скован, и снами приневолен.

И пленным – нежный твердить не устает,
Что нет чертога украшенней темницы,
И темным – светлый поет, и льет, и льет
Дождем стеклянным созвучия Денницы.

И холод ночи нам – утренняя дрожь,
Тюрьмы решетки нам – неба перламутры.
И всё равно нам, где истина, где ложь –
Когда глядит Прекрасный, поет Премудрый.

И всё равно нам – узнать или забыть,
Что – крест распятья, и что – печать соблазна.
Нас больше нет. И нам не жаль не быть –
Нам пел Премудрый, на нас глядел Прекрасный.