Уильям Вордсворт - Саймон Ли

Вблизи имения Айвор,
Средь райских Кардиганских мест
Жил старый егерь — с давних пор
Прославленный окрест.
Но спину крепкую его
В дугу согнуло время:
Ее восьмидесяти лет
Отяготило бремя.

Еще опрятен голубой
Его мундир былых времен.
Но догадаться мог любой
О том, что беден он.
Беспечным егерем служил
Он четверть века с лишним.
И ныне щеки у него
Подобны спелым вишням.

Никто трубить, как Саймон Ли,
Во дни минувшие не мог:
Четыре замка той земли
Будил веселый рог.
Давно уж пуст Айвор, увы!
И господа в могилах,
Собаки, лошади мертвы -
Лишь Саймон пережил их.

Былые подвиги его,
Как убедиться вы могли,
Лишили глаза одного.
О, бедный Саймон Ли!
Свой век влачит он без детей
В существованье скудном,
С женою старою своей
На выгоне безлюдном.

Он весь осунулся, зачах,
Фигура сгорблена, крива.
На тощих, высохших ногах
Он держится едва.
Он смолоду не знал труда,
Он не ходил за плугом -
Явилась к Саймону нужда
С годами и недугом.

Средь этих пастбищ и полей
Вслепую мог носиться он,
Опережая лошадей,
Ведя счастливый гон.
Он все еще от лая псов
Приходит в упоенье,
От их веселых голосов,
Звучащих в отдаленье.

Покрепче Саймона была
Его жена, старуха Рут,
И часто на себя брала
Хозяйский тяжкий труд.
Но хоть с работой разлучить
Едва ли что могло их, -
Не много проку было в том,
Увы, от них обоих.

Близ хижины, поросшей мхом,
Принадлежал им клок земли.
Ее на пустыре глухом
Возделал Саймон Ли.
Пришли худые времена:
Нет прежних урожаев.
Давно заброшена земля
По слабости хозяев.

О том, что доживает дни,
Он скажет сам наверняка.
В трудах распухшие ступни
Болят у старика.
Читатель добрый, вижу я,
Ты кротко ждешь развязки.
Но я боюсь, что ты желал
Какой-то чудной сказки.

В воображении твоем
Историй разных целый клад.
Чудесный вымысел во всем
Ты обнаружить рад.
Читатель, в сказку мой сюжет
Сам превратить попробуй,
Поскольку здесь ни сказки нет,
Ни выдумки особой.

Однажды ясным летним днем
Я Саймона увидел — он
Над полусгнившим старым пнем
Склонился, утомлен.
Уже, казалось, целый век,
Отчаянью покорен,
Киркой, дрожавшею в руках,
Рубил он крепкий корень.

«О, милый Саймон, — молвил я, -
Позволь, тебе я помогу!»
И, облегченья не тая,
Он мне отдал кирку.
И узловатый корень враз
С размаху сокрушил я,
Одним ударом завершив
Столь долгие усилья.

Тут слез не удержал старик,
И благодарность, и восторг
С внезапной силой в тот же миг
Он из души исторг.
Увы, сердечностью такой
Мне редко отвечали.
От благодарности людской
Я чаще был в печали.