Овидий - Послание Аконтия Кидиппе и ее ответ
АКОНТИЙ — КИДИППЕ
Брось бояться, ведь дважды в любви тебе клясться не нужно,
Хватит того, что тобой верность обещана мне,
Но дочитай до конца. Исцелишься ты от болезни,
Ведь виновен в ней я, боль твоя — боль и моя.
Ты стыдишься? Чего? Как было и в храме Дианы,
Кажется мне, что горят щеки твои от стыда.
Брака прошу я законного, честная связь не постыдна,
Как супруг я тебя, не как любовник люблю.
Можешь слова повторить, что на брошенном яблоке были,
Том, что невинная ты нежной поймала рукой.
В этих словах обещанье даешь ты, желанное мною,
Бог был свидетелем клятв, как же обратно их взять.
Видели все, что кивнула она головой, подтверждая
Клятву твою, и всерьез слово твое приняла.
Ты говоришь, что ты жертвой обмана бесчестного стала,
Я согласен, но страсть вызвала этот обман.
Хитрость чужда мне, она моему несвойственна нраву,
Только ради тебя, верь мне, лукавым я стал.
Это Амур, чтоб связать тебя со мною обетом,
Изобретатель Амур все это мне подсказал,
Он диктовал обязательства брачные, как юрисконсульт,
Ловким приемом помог цели достичь мне моей.
Если обман в этом есть и буду я назван коварным,
Разве коварство — желать милой своей обладать?
Вот я снова пишу, к тебе обращаясь с мольбами,
Хитрость это опять! Повод для жалоб тебе!
Если вред от любви, то буду вредить постоянно,
Я добиваюсь тебя, но уклоняешься ты.
Можно, мечом угрожая, похитить любимую, мне же
Ставят в вину, что пишу письма неловкие я.
Но да помогут мне боги узлами связать тебя крепко,
Чтобы прорваться сквозь них клятва твоя не могла,
Много хитростей есть, а я лишь начал осаду,
Страсть побуждает меня не упустить ничего.
Выскользнешь в дырку одну, но петля другая задержит,
Больше, чем думаешь ты, ставит препятствий Амур.
А не поможет искусство, к оружию мы обратимся,
Силой похитив, тебя к сердцу прижму своему.
Я не тот человек, чтоб винить в вероломстве Париса,
Подлинной сути мужской в муже таком не ценя.
Так же и я… но молчу! Пусть погибну, тебя похищая,
Но тебя потерять — это куда тяжелей!
Будь не так ты прекрасна, не так бы тебя домогались,
Дерзкими делает нас прелесть лица твоего.
Очи твои виноваты, тускнеют звезды пред ними,
Вот причина моей огненной страсти к тебе.
Цвет волос золотой, как кость слоновая — шея,
Руки, о если б они обняли нежно меня!
Грация, жесты твои, безупречность изящных движений,
Ноги! Фетида сама ими б гордиться могла!
Если б и скрытое все я мог бы прославить, счастливым
Был бы, но ясно и так все совершенство твое.
Этой красой очарован, чего ж удивляться, что жажду
Я залог получить, видя невесту в тебе.
И, наконец, если ты признаешься, что в плен ты попала,
То в засаде моей, девушка, будь до конца.
Ненависть я вызываю, пройдет она, будет награда,
И расплата придет за нарушение клятв.
Обвиняй сколько хочешь и будь возмущенной все время,
Только б из гнева я мог пользу извлечь для себя!
Я — вызывающий гнев, смягчу его сам, если только
Ты мне подаришь хоть миг, чтоб успокоить тебя.
Если б дозволено было пред плачущей мне появиться
С речью, созвучной твоим льющимся горько слезам.
Так, как раб поступает, боящийся грозных побоев,
Дай коснуться колен, робко пощады моля.
Прав ты не знаешь своих и меня обвиняешь заочно,
Но позови! Прояви волю свою, госпожа!
Волосы, властная, рви мне, согласен я и на это,
Пусть от царапин лицо все посинеет мое!
Все готов претерпеть, одного лишь буду бояться,
Чтоб не ушибла ты рук, так расправляясь со мной.
Только тело мое, прошу, не заковывай в цепи,
И без этого я — пленник твой вечный, поверь!
После, когда отбушуешь и гнев твой насытиться пылкий,
Разве не скажешь сама: «Как терпелив он, любя?»
Тронет, конечно, тебя, что все я безропотно вынес,
«Он — наказанный раб, пусть мне и будет рабом!»
Ныне же я обвинен заочно и все проиграю,
Раз защитников нет в праведном деле моем.
Пусть, как ты утверждаешь, и письма мои беззаконны,
В этом, однако, винить нужно меня одного.
Не заслужила Диана обманутой быть, если в просьбе
Ты мне откажешь, но ей слово сдержать ты должна.
Знай, что свирепее нет ее, колченосной богини,
Мстящей жестоко тому, кто ей обиду нанес.
Вот пример калидонского вепря, но волей Дианы,
Ярость его превзошла сына убившая мать.
Вспомни, как страшно погиб Актеон, став охотничьей дичью
Тех, кто охотился с ним, — псы растерзали его.
А надменная мать, в скалу превращенная ныне,
Слезы льет и теперь на Мигдонийской земле.
Горе мне! Страшно всю правду тебе говорить, ведь ты можешь
Думать, что лгу я тебе, чтобы тебя убедить.
Должен я все ж сказать! Поверь, что недуг тебя мучит
Каждый раз, когда ты замуж решишь выходить.
Это богиня сама не дает тебе слова нарушить
И, спасая тебя, честность спасает твою.
И получается так, что как только ты клятву нарушить
Хочешь, то сбиться с пути тотчас мешает она.
Остерегайся же стрел жестоких гневной богини,
Будешь слову верна, будет добра и она.
Нежное тело свое береги от внезапной болезни
И сохрани красоту — дар предназначенный мне,
Лик свой прекрасный храни, для моей предназначенный страсти,
Легкий румянец на нем снежной смягчен белизной.
Если ж найдется такой, что прогнать меня пожелает,
Пусть страдает, как я, если лежишь ты больна.
Мне одинаково больно, когда собираешься замуж
И когда мучит тебя этот внезапный недуг.
Я страдаю при мысли, что я — причина болезни,
Хитрость моя, не она ль вред причиняет тебе?
Пусть падет на меня вина в нарушении клятвы,
Пусть накажут меня, чтобы поправилась ты!
Часто встревожен, неузнан, брожу я около дома
Взад и вперед, чтоб узнать, что сейчас делаешь ты.
То к служанке твоей, то к слуге обращаюсь с вопросом,
Как спала ты и ешь ты с аппетитом иль нет.
Мне тяжело, что не я предписанья врачей выполняю,
Рук не глажу твоих, возле тебя не сижу.
И вдвойне тяжело, что я-то с тобою в разлуке,
В доме же кто-то другой, мне нежеланный, сидит.
Он твои руки ласкает, что клятвой связаны. Боги
Ненавидят его, как ненавижу и я.
Пульс он может считать, найдя на руке твоей вену,
Часто касаться твоей может он нежной руки,
Слушает сердца биенье в груди и, быть может, целует,
Плату беря за труды так, как угодно ему.
Кто тебе разрешил срезать серпом мою жатву,
Кто тебе путь указал к полю чужому, скажи?
Эта мне грудь отдана, крадешь у меня поцелуи,
Руки прочь! Это все клятвой обещано мне!
Руки свои убери, нечестивый! Моя это собственность! Слышишь!
Будешь в разврате, смотри, вскорости ты обвинен.
Ты выбирай из свободных, ни с кем не связанных клятвой,
Тот, кто связан, тот мстить будет, лукавый, тебе!
Если не веришь ты мне, то вышний найдешь договор ты,
Чтоб убедиться, прочти лучше-ка сам ты его.
Убирайся из спальни чужой (тебе говорю я),
Что ты делаешь здесь? Занято ложе. Уйди!
Да, у тебя самого договор есть написанный, правда,
Но с моими твои все ж несравнимы права.
Мне сама обещала, тебе же отец ее отдал,
Знает, конечно, себя лучше она, чем отец.
Да, отец обещал и клятву влюбленному дал он,
Люди свидетели; бог — клятвы свидетель моей.
Лжи не желает отец, но дочь будет клятвопреступной,
Разве неясно, чей страх больше, вина тяжелей?
Чтоб убедиться, взгляни же на то, что сейчас происходит:
Он здоров, а она тяжко бывает больна.
Наша с тобою борьба различна, неравны и чувства,
В страхах, в надеждах своих неодинаковы мы.
Сватаясь к ней, ты спокоен, боюсь я отказа, как смерти,
В будущем будешь любить, я же — сегодня, сейчас.
Если б ты был справедлив и знаком с законами права,
Тотчас же путь уступил праведной страсти моей.
Раз уж сейчас он, жестокий, за дело неверное бьется,
То, Кидиппа, к тебе вновь обращаюсь с письмом.
Он виноват, что больна ты и гнев вызываешь Дианы,
Будь же мудрой, ему доступ к себе запрети.
Повод для страха исчезнет, твое здоровье окрепнет,
Только храм почитай тот, где ты клятву дала.
Нет, не жертвы, поверь, угодны жителям неба,
Но выполнение клятв, пусть и свидетелей нет.
Чтобы здоровыми стать, прибегают к огню и железу,
Горькие соки подчас могут полезными быть.
В этом нужды тебе нет. Избегай лишь обет свой нарушить,
Этим обоих спасешь нас ты и честь соблюдешь.
Будет тебе извиненьем незнанье свершенной ошибки,
Ты забыла о том, клятву какую дала.
Но теперь и мой голос тебе напомнил об этом,
Да и болезнь, каждый раз, как нарушаешь обет.
Если, поправившись даже, то разве, рожая, не будешь
У светоносной просить помощи, муки терпя.
Просьбы услышит она и вспомнит о слухах давнишних,
Спросит, кто твой супруг — плод понесла от кого.
Ты сошлешься на брачный союз, но ей правда известна,
И, что богов обмануть хочешь ты, сразу поймет.
Не за себя я боюсь. Стремлюсь убедить тебя в большем,
Речь идет о тебе, страшно за жизнь мне твою.
Плачут, боясь за тебя, родители, но почему же
Ты скрываешь от них, что виновата сама.
Но почему ж им не знать? Откройся матери смело,
Ведь постыдного нет в том, что случилось с тобой.
Все расскажи по порядку, о первой встрече в том храме,
Где Диане несла ты колченосной дары,
Расскажи, что как вкопанный встал я (заметила верно!)
И не мог отвести взоров своих от тебя.
Даже (свидетельство страсти!), пока на тебя любовался,
Плащ, с моих плеч соскользнув, тут же на пол упал.
После, не знаю уж как, полетело яблоко это,
Яблоко, где начертал я роковые слова,
Были тобой прочтены они громко пред ликом Дианы,
Так нерушимым обет стал твой — свидетель был бог.
Но, чтоб знала и мать, что было написано мною,
Ты прочитай еще раз ей роковые слова.
«Замуж иди за того, — она скажет, — с кем боги связали,
Тот, кому клятву дала, пусть будет зятем моим.
Этот мне дорог уж тем, что прежде меня он Диане
Мил был». Скажет так мать, скажет, коль любит тебя.
Если спросит, кто я, из какого я рода, пусть знает,
Что богиня была к вам благосклонна во всем.
Остров, прославленный прежде Картейскими нимфами, Кеос
Морем Эгейским омыт, гладью его окружен.
Там я родился и, если ты знатность родов уважаешь,
То за предков меня также не будешь корить.
Есть и богатства у нас, ничем не запятнаны нравы.
И, что важнее! Женюсь я на тебе по любви.
Ты пожелала бы мужа такого и клятвы не давши,
Но дала или нет, будет он мужем твоим.
Это тебе написать во сне приказала мне Феба,
А наяву сам Амур этот приказ повторил.
Раны уже нанесли мне его беспощадные стрелы,
Но опасайся других, Фебой направленных стрел!
Наше спасенье в одном, пожалей и того, и другого,
Что же ты медлишь помочь сразу и мне и себе!
Если ты станешь моей, сигнал раздастся желанный,
Кровью обещанный бык Делоса брег окропит,
Плод, изваянный в злате, тот самый, что счастье принес мне,
Пусть будет выставлен там, с надписью в кратких стихах:
«Этим плодом золотым Аконтий всем возвещает,
Что воплотилося в жизнь то, что обещано там».
КИДИППА — АКОНТИЮ
Страшно мне! Я про себя твое письмо прочитала,
Чтобы случайно опять клятвой себя не связать.
Кажется мне, что ты снова поймать меня хочешь в ловушку,
Хотя сам говоришь, — клятвы довольно одной.
Я не хотела читать, но если б суровой была я,
Гнев богини сильней стал бы, так кажется мне.
Всем угождаю я ей, благовония жгу в ее храме,
Но, несмотря ни на что, ты ей дороже, чем я.
Лучше б девичества дни продлить она мне помогла бы,
Дева сама, но, боюсь, скоро им будет конец.
Слабость без всякой причины меня изнуряет, не может
Врач ни один ни помочь мне, ни болезнь распознать.
Как я могу на письмо отвечать? Ты только подумай,
Если подняться с трудом с ложа могу своего,
Кроме того, я боюсь, что, кроме доверенной няни,
Кто-нибудь сможет узнать о переписке с тобой.
Сидя у двери, она на вопрос обо мне отвечает:
«Спит!», для того, чтоб могла я безопасно писать.
Если ж, причина удобная, сон затянется долго,
То не верит никто, что в забытьи я лежу,
И приходят такие, кому отказать невозможно,
Кашлем своим она знак мне потаенный дает,
Тут, торопясь, не закончив слова, писать я бросаю
И, от страха дрожа, прячу письмо на груди,
Снова потом продолжаю писать усталой рукою,
Сам по себе этот труд слишком тяжел для меня.
Этого ты недостоин, и, если по правде сказать мне,
Все же добрей я к тебе, чем ты того заслужил.
Ради тебя столько раз, не зная, поправлюсь ли, горечь
Всех измышлений твоих вынесла и выношу.
Это ль награда моей красоте, что ты так восхваляешь,
То, что я нравлюсь тебе, — в этом причина беды.
Если б тебе показалась уродливой я (было б лучше!),
Я бы здоровой была и не просила б помочь.
Вами прославлена, мучусь, борясь за мою благосклонность,
Вред вы приносите мне, пагубна внешность моя.
Ты уступать не желаешь, а он быть первым стремится,
И договор одного опровергает другой.
Я ж как корабль на волнах, Борей в открытое море
Гонит его, а прибой к берегу снова несет.
А как назначенный день, желанный родителям, близок,
То начинает меня жечь лихорадочный жар.
Что ж это! В самый тот день, когда свадьба должна совершиться.
В дверь стучится мою не Персефона ль сама!
Стыдно и страшно (хотя разобраться ни в чем не могу я),
Что обидеть могла я всемогущих богов.
Но считает один причину болезни случайной,
А другой, что жених мой неугоден богам.
И тебя обвиняет молва, люди видят причину
Всех недугов моих в кознях коварных твоих.
Скрыта причина, видны лишь страданья мои, и нарушив
Мир и войны ведя, вы углубляете их.
Правду скажи и не лги по своей привычке обычной,
В гневе каков бы ты был, если ты губишь, любя?
Раня любимую, верю, что будешь к врагу благосклонен,
Так, чтоб меня сохранить, смерти ты мне пожелай!
Или Кидиппы судьба тебя совсем не заботит,
Если гибнуть даешь ей у себя на глазах.
Тщетны мольбы о здоровье моем, им не внемлет богиня,
Значит, хвастаешь ты расположеньем ее.
Ложь это все: раз не хочешь просить обо мне ты Диану,
То равнодушен ко мне, должен, служа ей, молчать!
Делос в море Эгейском я б знать вообще не желала,
В час неудачный для нас мы посетили его.
Плыл с трудом наш корабль по волнам широкого моря,
И предсказанья мрачны были в начале пути.
Той ли ногой я вошла на корабль, чтобы берег покинуть,
Так ли вступила на пол палубы я расписной.
Дважды вернулись назад мы, гонимые ветром противным.
Лгу я, безумная! Дул ветер попутный тогда.
Был он попутен, меня назад относивший все время
И сгонявший с пути, горе сулившего мне.
О, если б стойко корабль в обратную сторону гнал он!
Глупо, однако, винить ветры морские во всем!
Остров прославленный видеть спешила, горя нетерпеньем,
И досаду внушал медленный бег корабля.
Часто гребцов упрекала, что бьют они веслами вяло,
И число парусов малым казалося мне.
Но мы прошли Миконон, миновали и Тенос и Андрос
Вот уж в своей белизне Делос сиял предо мной.
Издали видя его, «Что бежишь от меня? — я сказала,
Или как прежде скользишь ты по пучине морской?»
Мы коснулись земли, когда день к концу приближался
И собиралось распрячь Солнце пурпурных коней.
Утром, когда оно снова впрягло их в свою колесницу,
Мать приказала мои волосы пышно убрать,
Кольца надела, златой диадемой украсила кудри
И сама наряжать празднично стала меня.
Выйдя, сначала богам — властителям острова стали
Мы благовонья курить, в дар им вино приносить,
И пока мой отец окропляет жертвенной кровью
Алтари, на костер потрох богам возложив.
Няня моя по другим меня святилищам водит,
И беззаботно идем мы по священным местам.
В портик вступаю, а дальше любуюсь царей приношеньям,
Статуи всюду стоят, мой вызывая восторг,
Тут из рогов алтари меня удивляют и пальма,
Что опорой была в родах Латоне самой.
Делос богат чудесами (но тягостно вспомнить об этом,
Перечислять не могу все, что я видела там).
Хоть любовалась я многим, а мной в это время Аконтий,
Что пленило его? — Молодость и простота.
В храм возвращаюсь Дианы, иду по высоким ступеням.
Храм! Безопаснее нет места на целой земле!
Яблоко брошено вдруг ко мне с такими стихами…
Осторожно! А то клятву опять повторю.
Няня его подняла. Удивилась: «Прочти!» — мне сказала.
Я, великий поэт, стих твой коварный прочла.
Стыдно мне стало, когда прочитала я слово «супруга»,
Жар меня охватил, щеки зарделись мои.
Я опустила глаза и долго поднять их стеснялась,
Ведь виноваты они, слугами ставши тебе.
Рад ты чему, нечестивый? Какой ты славы достигнул?
Девушку ты обманул, это ль достойно похвал!
Не со щитом пред тобой я стояла, была безоружна,
Не амазонкой, какой Пентезилая была.
Как с Ипполиты, не снял ты с меня сверкающий златом
Пояс, роскошный, что Марс некогда ей подарил.
Что тебя радуют так обещанья, что мне диктовал ты!
Разве, глупая, я не оказалась в силках.
Яблока жертва — Кидиппа и жертва его — Аталанта,
Что ж, значит, можешь считать ты Гиппоменом себя!
Пусть бы лучше ты был во власти младенца, который,
Ты утверждаешь, несет факел какой-то в руках.
Честные люди надеяться могут, не зная обмана,
Не коварством, мольбой мог бы меня ты склонить.
И почему ты силу избрал, не став мне желанным
Сам по себе, не раскрыв то, чем ты мог бы пленить.
Не убедить, захватить ты меня предпочел почему-то,
Если б не это, была б я благосклонна к тебе.
Пользу какую тебе приносит формула права
Клятва, которую я перед Дианой дала?
Клятва — дело души, моя же к ней непричастна,
Если идут из души, искренны, значит, слова.
Если б на брак я тебе согласие дать пожелала,
Так по законам свершен должен был быть договор.
Те же слова, что сказала я, были пусты и бездушны,
И не могут они вес доказательств иметь.
Поклялась ведь не я, прочитала на яблоке клятву,
Разве так я тебя мужем должна бы избрать.
В сети лови ты других, бросив яблоко, письма пиши им,
Если выйдет, гляди, можешь ты стать богачом.
Пусть клянутся цари, что тебя своим царством одарят,
Всем, чем мир наш богат, сможешь ты так завладеть.
Станешь могуществом выше Дианы самой, превзойдя ее властью,
Если писанья твои неотразимы для всех.
А теперь, все сказав и твердо тебе отказавши,
И до конца доведя дело о клятве моей,
Я сознаюсь, что боюсь свирепого гнева Дианы,
Он — причина того, что я больная лежу.
И почему, в самом деле, как только свадьбу готовят,
Так невесту тотчас одолевает недуг.
Трижды уже Гименей, подойдя к алтарям моим брачным,
Спешно бежит, в пустоте свадебный бросив чертог.
Еле в вялой руке он держит свадебный факел,
Чуть-чуть горящий, но лень пламя сильнее раздуть,
А с венков, им надетых, струи ароматов стекают,
Плащ же шафранный влачит по полу он тяжело.
Только порога коснется, страх смерти и слезы он видит,
Все, что так чуждо ему и от торжеств далеко.
Он стыдится, веселый, в толпе выделяться печальной,
Пурпурным цветом плаща щеки горят у него.
И, срывая венки, далеко от себя их бросает,
И вытирает масла, с блещущих ими волос.
У меня же горит все тело от скрытого жара,
И одежда гнетет тяжестью страшной меня.
Вижу родителей плач, на лице своем чувствую слезы,
И погребальный горит факел — не свадебный здесь.
О пощади же, богиня, украшена пестрым колчаном,
Брата ко мне позови, чтоб исцелил он меня.
Разве не стыдно тебе, что он спасает от смерти,
Ты же, напротив, грозишь смертью без жалости мне.
Ведь не я заглянула бесстыдно в пещеру, когда ты
Искупаться в ключе в сени лесной собралась.
Нет, не я твой алтарь, средь других стоявший, презрела,
И презренья моя мать не питала к твоей.
Я виновата лишь в том, что прочла подложную клятву
И смогла разобрать смысл вредоносных стихов.
Ты же, Аконтий, моля за меня, кури благовонья,
Если любишь, и смой с рук навредивших вину!
Но почему до сих пор, хоть тебе я дала обещанье,
Дело Диана ведет так, чтоб не быть мне твоей.
Можешь, пока я жива, надеяться ты, так зачем же
Жизни лишает меня, светлой надежды тебя?
И не верь ты, что тот, кому я обещана в жены,
Сидя рядом с больной, руки гладит мои.
Если ему разрешают, сидит он, зная, однако,
Что еще девушка я, девственно ложе мое.
Думаю, он уже понял всю шаткость своих упований,
Это причина тех слез, что он скрывает от всех.
Редко и робко лаская, он скуп и в своих поцелуях,
А называя «своей», он неуверен во мне.
Не удивляюсь, ведь чувства свои проявляю открыто,
Если войдет, то к стене я отвернуться спешу.
Не говорю с ним, глаза закрываю, что сплю, притворяюсь,
Руку его оттолкну, если коснется меня.
Стонет, вздыхает, горюя, что я обижена чем-то,
Между тем как ничем он не обидел меня.
Мне тяжело, что приятно тебе это все, что ликуешь
И что чувства свои я открываю тебе.
Если по правде сказать, то гнева ты больше достоин,
Ты, кто в сети меня так вероломно поймал.
Пишешь, что хочешь увидеть меня, изнуренную жаром,
И хоть далек от меня, но и оттуда вредишь.
Удивляюсь тому, что имя Аконтия носишь,
Ранит издалека и тяжело «острие».
Я не восстала еще от этой раны, как снова,
Словно пикой меня, ранил теперь и письмом.
И зачем приходить, чтоб мною больной любоваться,
Вот он — военный трофей, гением взятый твоим!
Я исхудала совсем, нет румянца, бледные щеки,
Яблоко, помню, твое было вот так же бело.
Мертв этот цвет без оттенков, без всяких розовых бликов,
Словно из мрамора лик только что вырублен мой.
Матов бывает вот так роскошный серебряный кубок
От воды ледяной блеск потеряв на пиру.
Если увидишь меня, то скажешь, что прежде не видел:
«Нет! На такую зачем тратить искусство свое!»
Клятву ты мне возвратишь, боясь союза со мною,
Станешь Диану просить, чтобы забыла о ней.
Может быть, клясться в обратном меня ты захочешь заставить
И другие слова, чтоб прочитала, пришлешь.
Но хочу, чтобы ты увидел меня, как и просишь,
Чтоб убедился, какой стала невеста твоя.
И хотя твое сердце железа тверже, Аконтий,
Но от меня получить просишь прощение ты.
Постарайся узнать, к каким мне средствам прибегнуть,
Чтоб исцелиться. Пойди к богу дельфийскому в храм.
Слухи ползут, что и он на меня обижен за что-то,
Данное мной при сестре слово нарушила я.
Бог и жрецы, и мои предчувствия в этом едины,
Нет ничего, чтоб с твоей не совпадало мечтой.
Все благосклонно к тебе, или новые найдены строки,
Те, которыми ты всех олимпийцев связал?
Раз ты богов покорил, то за ними следовать нужно,
И, обету верна, руку тебе я даю.
Об остальном забота твоя! Я сделала больше,
Чем пристойно, веду письменно речи с тобой.
Все. Утомилася я, от палочки писчей больная
Службу свою выполнять больше не может рука.