Николай Минский - Портрет

Я долго знал её, но разгадать не мог.
Каким-то раздвоением чудесным
Томилась в ней душа. Её поставил Бог
На рубеже меж пошлым и небесным.
Прибавить луч один к изменчивым чертам -
И Винчи мог бы с них писать лицо Мадонны;
Один убавить луч — за нею по пятам
Развратник уличный помчался ободрённый.
В её словах был грех и страстью взор горел,
Но для греха она была неуязвима.
Она бы соблазнить могла и херувима,
Но демон обольстить её бы не сумел.
Ей чуждо было всё, что мир считал стыдливым,
И, в мире не признав святого ничего,
Она лишь в красоте ценила божество,
И грех казался ей не злым, а некрасивым.
И некрасивыми, как грех, казались ей
Объятия любви и материнства муки.
Она искала встреч и жаждала разлуки,
Святая без стыда, вакханка без страстей.
Тебе, я знаю, жить недолго суждено.
Смеёшься ль ты порой, грустишь ли одиноко,
Всегда ты нам чужда, душа твоя далёко.
Так тучи в поздний час, когда в полях темно,
Последним золотом заката догорая,
Блестит одна, земле и небесам чужая.
Как тучка лёгкая, короткой жизни путь
Проходишь ты, горя красою безучастной.
Боишься ты любви, томя напрасно грудь
Мечтами гордыми и жалостью бесстрастной.
Но более, чем жизнь, чем свет и божество,
Твоей души люблю я красоту больную.
И много стражду я, и тяжело ревную,
Но изменить в тебе не мог бы ничего.
Быть может, близок день, и я приду с цветами
Туда, где цвет увял нездешней красоты.
Как тучка бледная, сольёшься с небесами,
Растаешь в вечности, загадочной, как ты.