Николай Минский - На чужом пиру
Я видел праздник на чужбине,
Свободы славный юбилей.
Еще мне грезится доныне
Безбрежный океан огней,
Толпы восторженные клики.
Признаться, с завистью глухой
Глядел на праздник я чужой.
Твой образ кроткий и великий
В мечтах, о родина, мелькал,
И было сердцу так же больно,
Как если б я попал невольно
К чужой семье на яркий бал,
Оставив мать больную дома…
Здесь блеск, и жизнь, и смех, и шум.
А там… Бессонница, истома,
Терзанья одичалых дум.
Всё тихо, мрачно, всё постыло,
Звучат проклятия всему…
Да, я завидовал, и было -
Клянусь — завидовать чему!
Доныне празднество такое
Едва ль гремело под луной.
То было торжество людское
Над побежденною судьбой.
Восторг победы горделивый,
Грядущих подвигов залог,
Забвенье распрей и тревог,
Гимн человечества счастливый…
Еще с утра, как пред грозой,
Толпа кипела тайно. Каждый
Томился счастья жгучей жаждой.
Пред набегавшею волной
В волненьи сладком замирали
У всех сердца. Все ночи ждали -
И ночь пришла…
Полна чудес
Была та ночь. Не свод небес -
Земля несчетными огнями
Зажглась, в мгновенье ока, вся,
И пламенели небеса,
Земными облиты лучами.
В один сверкающий чертог
Столица мира превратилась,
Палаты царские светились
На месте улиц и дорог,
Для пира царского. Беспечных
Лился поток народных масс.
Никак не верилось в тот час,
Что не для наслаждений вечных
Неувядаемой весны
На свет все люди рождены,
Что где-то горькою заботой
Зачем-то опечален кто-то…
Но не красою площадей,
Не блеском праздничных огней
В тот вечер сердце умилялось.
Средь улиц, сумрачных всегда,
Где труд ютится и нужда,
Иное празднество справлялось.
Народ сознанья своего
Справлял святое торжество.
Похож был праздник на сраженье.
Шум, давка, топот и смятенье,
Стрельба из окон, лес знамен,
Восторг, безумье, опьяненье,
И дым, и свист, и гул, и стон…
Толпы ликующей потоки
Шумят, сливаются, бегут
И вместе далее текут
Туда, на площадь, где высоко,
И величава, и стройна,
Стоит венчанная жена
С мечом и с факелом, пятою
Поправ насилие и мрак,
И, как над бездною маяк,
Царит безмолвно над толпою.
Я у подножья твоего
Стоял, о чуждая свобода,
Я, млея, видел торжество
Твое и твоего народа,
Он, как жену, тебя ласкал,
Тебе молился, как богине.
Мир жарче ласк не зрел доныне,
Молитвы чище не слыхал.
Я видел: старики рыдали,
И матери своих детей
К тебе с молитвой поднимали.
Чужие, с радостью друзей,
Друг друга крепко обнимали.
В избытке чувств, само собой
Свободно окрыляясь, слово
Лилось, правдиво и сурово,
Перед внимательной толпой.
Забыл народ былые раны
И ликовал, как грудь одна.
Все от восторга были пьяны
И ни единый — от вина.
Толпа шумящая сливалась
В семью великую граждан.
Душа росла и очищалась,
И, словно пламя в ураган,
Далёко песня разливалась
Из груди в грудь, из уст в уста,
Как на полях тех битв неравных,
Где всех врагов своих бесславных
Не раз сражала песня та,
Как гром рассерженной свободы,
И от неволи край родной,
И от позора все народы
Спасала силой неземной…
Да, то был праздник и — сраженье.
Врагам свободы пораженье
Одной лишь радостью своей
Нанес ты, о народ великий!
Когда из тысячи грудей
Неслись ликующие крики,
Исчадья злобы вековой
Завыли от предсмертной боли.
Ты наступил на грудь неволи
Своею пляшущей пятой!
Ты в этот день, с богами сходен,
Все блага высшие постиг!
Ты был спокоен и свободен,
Ты был разумен и велик!..
И внемля с завистью чужих восторгов шуму,
Отчизна, о тебе нерадостную думу
Невольно думал я… С твоею нищетой,
С твоей застывшею, безмолвною кручиной,
Перед ликующей чужбиной
Ты показалась мне библейскою вдовой,
Что на распутиях беспомощно скорбела…
Да, на распутиях, родимая страна,
Все годы лучшие ты провела одна.
Небес ли над тобой проклятье тяготело,
Иль обессилил враг, иль поразил недуг?
Как тайну разгадать твоей судьбы плачевной?
Ни глубиной ума, ни кротостью душевной
Не ниже ты своих счастливейших подруг,
Добрее нет, сильнее нет народа
Твоих сынов-богатырей,
И поражает щедростью своей
Твоя богатая природа.
Ты изобильна всем, чем красен божий свет,
Что счастие людское созидает.
Зачем же счастия в тебе, отчизна, нет?
Зачем же твой народ, народ-Тантал, страдает,
Всем беден, лишь одним терпением богат,
О лучшем будущем заботясь так же мало,
Как бы о роскоши случайного привала
За час пред битвою солдат?..
О родина моя, о родина мечтаний!
Где тот, кто жизни путь откроет пред тобой,
И кто от вековых скитаний
Твоих детей больных вернет под кров родной?
Нет перепутий, твои где не блуждали
Мечты высокие и честные печали.
Нет громких слов, нет светлых грез,
За что не пролила ты крови или слез.
Нет тех чужих пиров, где ты бы не хмелела,
Нет тех чужих скорбей, чем ты бы не скорбела,
Болезней нет чужих, чем ты бы не болела!..
О родина моя! Ты на груди своей,
На любящей груди, и ядовитых змей
И кротких голубей не раз отогревала,
Лишь про детей своих всегда ты забывала…
Ты всё изведала: высокие мечты,
Правдивой совести святые укоризны,
Паренье в небеса и жажду красоты.
Когда же ощутишь ты жажду жизни, жизни?
Когда начнет народ твой знание любить,
Когда про рабство позабудет
И горя горького не будет
Ни в будни накоплять, ни в праздники топить?..
Когда, о мать моя, твои затихнут стоны
И не дерзнут кичиться пред тобой
Народы всей земли — как честные матроны
Перед погибшею женой?
Кичиться — чем? Не ты ль оберегала
Чертог, где пир себе готовили они,
И грудью ураган не ты ли задержала,
Грозивший потушить их яркие огни?
И что ж? Когда потом и ты в чертог вступила,
Там места не было тебе…
Когда от светочей ты бурю отклонила,
Во тьме осталась ты, подобная рабе…
И стал твой жребий — скорбь, и имя — слово брани…
О родина моя! О родина страданий!..