Гёте - Алексис и Дора

Перевод 3. Морозкиной

Ах, как сквозь шумные волны уходит с каждой минутой
Неудержимо корабль дальше и дальше вперед!
Вдаль из-под киля бежит борозда, в которой дельфины
Прыгают, мчатся за ним, словно добыче вослед.
Все обещает удачу в пути; уверенный кормчий
Парусом правит, — а тот трудится рьяно за всех.
Дух мореходов рвется вперед, как полотнища флагов,
Только один за корму, стоя у мачты, глядит,
Видит, как тонут в волнах, отдаляясь, синие горы,-
Вместе с ними сейчас тонет вся радость его.
Так же из глаз у тебя, о Дора, скрывается судно,
Друга отняв у тебя, — нет, унося жениха!
Так же напрасно ты смотришь мне вслед, и стучит твое сердце
Все еще в лад, но, увы, больше не рядом с моим.
Краткий, единственный миг, в который жил я! Ты стоИшь
Всех без следа для меня холодно канувших дней.
В этот единственный миг, в последний, жизнь мне предстала,
Словно по воле богов, как откровенье, в тебе.
Только напрасно, о Феб, ты светом эфир озаряешь,-
Мне опостылел теперь твой ослепительный день.
Мыслями я возвращаюсь назад, чтоб в тиши повторилось
Время, когда что ни день Дору Алексис встречал.
Как же я мог равнодушным к ее красоте оставаться?
Прелесть небесную в ней чувством слепым не постичь?
Полно, себя не вини! Порой собравшимся в уши
Вложит загадку поэт в хитром сплетении слов;
Соединеньем картин причудливых каждый доволен,
Недостает одного слова — ключа ко всему.
Но, чуть найдется оно, все души полны восхищеньем,
В строчках разгаданных вдруг прелесть двойную открыв.
Что же так поздно, Амур, ты снимаешь повязку, которой
Сам завязал мне глаза, что же так поздно, Амур?
С грузом давно дожидался корабль попутного ветра;
Вот наконец потянул в море от берега бриз.
Юности время пустое! О будущем думы пустые!
Вы разлетелись, и мне час остается один.
Да, он со мною! Со мной мое счастье, — ты, моя Дора!
Образ надежды моей вижу я только в тебе!
Часто глядел я, как в храм ты идешь, скромна, приодета,
Как торжественно мать шествует рядом с тобой,
Как ты на рынок несешь плоды, свежа и проворна,
Как на головке кувшин чуть лишь колышешь с водой.
Раньше всего я заметил твои затылок и спину,
Стройность движений твоих раньше всего разглядел.
Как я боялся порой, что ты кувшин опрокинешь!
Только на скрученном в жгут твердо стоял он платке.
Да, вот так и привык я к своей прекрасной соседке,
Так же, как всякий привык к виду луны или звезд.
Ими любуется каждый, но даже и тени желанья
Чем-то из них обладать не шевельнется ни в ком.
Так проходили года. Лишь двадцать шагов разделяло
Наши дома, — хоть бы раз к вам я ступил за порог!
Нас разделяют теперь пучины. — Ты, море, напрасно
Небом прикинулось: ночь вижу я в сини твоей.
Все пробуждалось уже, когда из отчего дома
Кликнуть на берег меня мальчик бегом прибежал.
«Парус там поднят уже, — он сказал, — и по ветру плещет,
Якорь с песчаного дна тянут уже что есть сил.
Время, Алексис! Пойдем!» И уже возлагает степенно
Руку на кудри мои, благословляя, отец.
Мать подала узелок, приготовленный ею заране.
Оба сказали: «Вернись счастливо и с барышом!»
Быстро я выбежал вон, узелок зажимая под мышкой.
Шел вдоль ограды — и вдруг ты у калитки стоишь
Вашего сада и мне говоришь, улыбаясь: «Алексис,
Кто это поднял там шум? Спутники, верно, твои?
Ты уезжаешь в чужие края, дорогие товары
И драгоценности там купишь для наших матрон,-
Так привези для мепя цепочку. Купить украшенье
Хочется мне уж давно: с радостью я заплачу».
Я же расспрашивать стал, как купец настоящий: какою
Быть на вид и на вес эта цепочка должна.
Цену скромную ты назвала, а меж тем я увидел:
Царских сокровищ любых шея достойна твоя.
Громче раздался призыв с корабля, и тогда ты сказала
Дружески: «Наших плодов ты на дорогу возьми;
Спелых возьми померанцев и выбери смокв побелее:
В море плоды не растут, да и не в каждой стране».
В сад я вошел за тобой. Хлопотливо плоды собрала ты,
Ношей своей золотой платья наполнив подол.
«Хватит!» — просил я не раз, но вновь, едва ты коснешься,
Падал в руки тебе лучший из спелых плодов.
Вот подошла ты к беседке, и там отыскалась корзинка,
Вот над тобой, надо мной мирты нагнулись в цвету.
Молча умелой рукой ты плоды укладывать стала;
Вниз — померанцы, грузны их золотые шары;
Нежные смоквы — наверх: их раздавит малейшая тяжесть;
И, украшая твой дар, мирты прикрыли плоды.
В руки корзинки не взяв, я стоял. Мы глядели друг другу
Прямо в глаза, — и в глазах все у меня поплыло.
Грудь прикоснулась твоя к моей, — и, обняв твой затылок,
Шею я стал целовать, может быть, тысячу раз.
Мне на плечо упала твоя голова, и обвились
Вкруг счастливца кольцом милые руки твои.
Чувствовал я, как Амур толкал нас властно друг к другу.
Трижды с ясных небес гром прогремел. У меня
Хлынули слезы из глаз. С тобой мы плакали вместе,
Счастье и горе от нас вмиг заслонили весь мир.
С берега громче кричали. Меня не слушались ноги.
Вырвалось вдруг у меня: «Дора, ты будешь моей?»
«Вечно», — промолвила ты, и словно дыханием неба
Слезы у нас на глазах были осушены вмиг.
Крикнули ближе: «Алексис!» Мелькнул в садовой калитке
Мальчик, искавший меня. Кто ему отдал плоды?
Как он увел меня прочь? Как простились мы? Как я добрался
До корабля? Не пойму. Знаю, что спутникам я
Пьяным казался; они щадили меня, как больного…
Вот уже город вдали дымкой воздушною скрыт.
«Вечно», — ты мне прошептала. В ушах звучит это слово
Вместе с раскатом с небес. Значит, у трона отца
Зевса стояла и дочь, любви богиня, а рядом
Грации были, и наш боги скрепили союз.
О, так спеши, мой корабль, лови попутные ветры!
Крепкий киль, торопись, режь закипающий вал!
Мчи меня в гавань чужую, где златокузнец по заказу
Выкует мне в мастерской этот чудесный залог.
Дора! Пусть цепью для нас поистине станет цепочка,
Пусть она в девять рядов шею твою обовьет.
Много разных еще привезу я тебе украшений:
Роскошь запястий должна руки украсить тебе.
Пусть состязаются в них с изумрудом рубин, а сапфиру
Нежному пусть гиацинт будет соседом, и пусть
Золото в дивный союз сольет драгоценные камни.
О, как невесту свою счастлив украсить жених!
Вид жемчугов мне напомнит тебя, и любое колечко
Вспомнить заставит тотчас долгие пальцы твои.
Стану менять, покупать; ты самое лучшее сможешь
Выбрать: весь груз корабля я посвящаю тебе.
Но не одни украшенья тебе добудет любимый:
Все, что заботливых жен радует, он привезет.
Мягких, с пурпурной каймой шерстяных покрывал нам на ложе,
Чтобы в уют свой оно ласково приняло нас;
Лучших полотен в кусках, — ты будешь шить нам одежду,
Мне и себе, а потом — дай бог! — кому-то еще.
Образы счастья, обманом вы тешите сердце! Умерьте,
Боги, палящий огонь, рвущийся вон из груди!
Нет, я обратно готов призывать эту горькую радость,
Видя, как тайно ко мне злая тревога ползет.
Так не бывает злодею на ниве отчаянья страшен
Факел эриний и лай бешеных адских собак,
Как ужасает меня тот призрак, который являет
Издали мне красота: настежь калитка в саду!
Входит другой, и плоды для него с ветвей упадают,
Смоквы дают и ему свой подкрепляющий мед!
Не увлечет ли она и его к беседке? Ослепнуть
Дайте мне, боги! Забыть дайте скорее о ней!
Девушки все таковы, и та, что вверяется быстро
Первому, может легко сердце другому отдать.
О, не смейся же, Зевс, хоть над этой нарушенной клятвой!
Грянь беспощадно! Рази! — Нет, задержи свой удар!
Слой переменчивых туч надо мною сгусти и во мраке
Молнии яркой струей в мачту злосчастную бей!
По морю доски рассей, отдай волнам разъяренным
Весь этот груз, а меня в пищу дельфинам отдай.
Музы, пора перестать! И вам описать не под силу,
Как у влюбленных в груди борются счастье и боль,
Ран не умеете вы исцелять, нанесенных Амуром,-
Но облегченье придет, добрые, только от вас.