Дилан Томас - Пролог

Это — день, подгоняемый Богом к осенним дням;
Лосось его солнца смертельно устал как этот,
Сотрясаемый морем, дом на крутой зубастой скале …
День перемешан со щебетом птиц, плавниками, плодами, свирелью,
С ритмом танцующих в лесу копыт великого Пана,
С морскими звёздами, с пеной на сером песке,
С чайками, ворчливыми, как бабы-рыботорговки,
С волынщиками и парусами — мачты царапают облачный слой -
Силуэты людей опускаются на колени
У рыбацких сетей на закате, где гуси почти долетают до рая,
Где мальчишки и цапли рыбачат, и ракушки шепчут о семи морях.
Вечные воды отрезали этот мир от городов девятидневной
Ночи… Башни-клювы, нанизывают, протыкая
Божественный ветер строк.
Незнакомцы, в нищем мире! Для вас, для вас
Я пою: и пусть мои стихи своей волей
На узком горном хребте зажигают
Звук этой песни — в птичьих мерцающих огоньках,
(Хотя и выглядят так, будто они — только надпись кривая эта
На одном из деревьев в лесу мировом!)
Из этих листков, которыми море играло,
Которые с меня скоро осыплются, и улетят,
Как с деревьев, которые вокруг растут,-
Да, как листья деревьев засохнут они вот-вот,
Чтобы, не помирая, жить по вампирски: непременно, бессменно
В ночах, и в книгах, затрёпанных до того,
Что углы всех страниц как свиные уши взлохмачены, -
Стихи мои — лососи, до синевы обессиленные в морях,
Тянутся к сумеркам залива моего,
Пока я этот хаос образов вырубаю упрямо
Для вас, дабы все вы знали, что я,
Человек свою вечную пряжу прядущий,
Славлю, как менестрель, и звезду вот эту,
Птицами закриканную, морем, рождённую,
Проткнутую насквозь человеком, и
Кровью жизни благословлённую.
Слушайте:
я восславляю гулкой трубой
Весь этот край, весь от рыб до холмов,
На горизонте играющих в чехарду,
Смотрите!
Потоп начинается!
И я строю ковчег мой, ревущий,
Ковчег мычащий, лающий… Строю
Всей силой неоглядной любви
(Фонтанами извергаются страх и ярость,
Алая ярость жизней и судеб,
Людских!) Я строю ковчег мой корявый -
Этот лес из стихов — чтобы он устремился
Над спящими белыми и пустыми
Израненными фермами-кораблями
В Уэллс, лежащий — в объятьях моих!

Там, в гулких замках, в залах пустых
Светятся совы лунными королями,
Хлопают крылья во тьме, а под ними
Мохнатый комочек убитый, свалился…
Уу — ууу! На холмах моих многоглавых
Изрытые рудники ветер остудит,
И встрёпанная голубка уже раскричалась
В ухающей тьме, где ни зги не ви…
Вместе с грачом преподобным, порою!
Куууу! — молитву лесам вездесущим
Возносит птица — и прорываются
Лунно-синие ноты от гнезда к гнезду
Падая к стайкам кроншнепов и куличков!
Хооо! — шумные кланы с тоской
Разинутых клювов — толпа удивлённая
На крючконосых мысах над реками!
Хэ-ээ-эй! По холму заяц мчит ослеплённо, и
Слышит сквозное мерцание света
С моего ковчега, над потопом идущего,
Видит металлический звон, когда я
Из грома наковальни, из скрипки, из шума и гама
Выковываю мелодию ковчега своего,
Мелодию гриба дождевика
(он, пожалуй, тоже своё слово сказать сможет!)
Животные — все вместе на божьих шершавых лугах
(Привет и почтение Его Зверячеству):
Звери спят крепко и чутко в лесах Его!
Тише вы, в кабаньих щетинистых рощах, вы, кто на стогах сена
На крышах пустых ферм толпится, кудахчет над шумом вод,
Когда крыши амбаров петушиную войну ведут.
Царство соседей: кто с плавниками, кто в шкурах, и кто пернат -
Сверкают все на ковчеге, лунносветном, как лоскутное одеяло!
И пьёт Ной: залив мой — этот Ной — с чешуёй,
С перьями, шкурой или руном…
И только колокола, затонувшие где-то,
Овечьи колокольчики, и блеяние в шумных церквях
Перед закатом солнечный свет разливают,
И тьма накрывает любое святое поле.
Мы поскачем одни в этот час
Под звёздами Уэльса сразу по сотням дорог,
Крича: смотри: сотни словоковчегов, пролетая
Над землями, накрытыми водой гневной,
Поют под солнцем в несущихся облаках:
«Том — это синица, а Дил — это мышка такая…»
И на каждом ковчеге из одних любовей состоит населенье.
На носу моего корабля, плывущего над землёй -
Ого-го! Старый морской волк: враскачку, движенья неловки.
В воздухе синем ковчеги строк тянутся налегке,
Угу-гууу! На носу моего корабля неустанно -
Голубка со взятой у Пана свирелью,
А ковчег мой поёт на солнце, стремясь в облаках к земле,
К подгоняемому Богом концу лета
И расцветает там.