Александр Сумароков - Октавiя

есмeлый Аристей стоная ежечасно,
И жалуясь на рокъ пуская стонъ напрасно,
Октавіи, любви своей, не открывалъ,
И ею бывъ любимъ, любилъ и унывалъ.
Пастушку и Филинтъ какъ онъ любилъ подобно,
Хотя о страсти зналъ онъ дружеской подробно.
Со Аристеемь жилъ онъ дружно будто братъ;
Но страсть любовная впустила въ сердце ядъ.
Онъ страсти своея ни чeмъ не утоляетъ:
Отца Октавіи въ послeдокъ умоляетъ,
Сказавъ о дочери ему свой тяжкій стонъ:
И соглашается на бракъ дочерній онъ.
Нещастный Аримтей въ отчаяніи тонетъ;
Любезная ево ему подобно стонетъ;
Октавіи онъ милъ, ему мила она.
Не свeтло солнце имъ и не ясна луна:
Журчатъ въ уныніи ліющіясь потоки,
И вeтры тихія Бореи имъ жестоки:
Синeютъ во очахъ зeленыя луга,
Въ ушахъ шумятъ лeса и стонутъ берега.
Филинтъ на паствe семъ скотиной изобиленъ:
Октавія робка, отецъ во власти силенъ,
И не извeстна ей любовника любовь,
Колико ни горитъ во Аристеe кровь.
Не зритъ Октавія себe взаимной страсти;
Но не противится отцовой сильной власти.
Колико Аристей, Филинту, ни пeняль,
Филинтъ намeреній своихъ не отмeнялъ.
Уже плачевный день, день брачный наступаетъ,
Невeста во слезахъ горчайшихъ утопаетъ:
Уже Цитерскій храмъ на холмe возвышенъ,
И благовонными цвeтами украшенъ,
Гдe лавры сей талать прохладно осeняли,
И вeтвія свои ко крышкe преклоняли.
Насталъ Октавіи, насталъ ужасный часъ:
Любовникъ къ ней идетъ, уже въ послeдній разъ;
Ни мыслей, ни рeчей своихъ не учреждаетъ,
И горькія тоски ни чeмъ не побeждаеть:
Почти безъ памяти къ Октавіи подшелъ.
Въ какомъ отчаяньи любезну онъ нашелъ!
Растрепанна, глаза на небо простираетъ,
Терзаетъ волосы, блeднeетъ, обмираетъ,
И пастуха узрeвъ любима у себя
Вскричала: Аристей, я стражду отъ тебя;
Къ тебe горячая сей злой любовь судьбою;
Я можетъ быть теперь умру передъ тобою.
Прости любезная пустыня на всегда,
Луга и быстрыхъ струй журчащая вода:
Простите берега крутыя етой рeчки
И птички рощей сихъ и вы мои овeчки!
Живи любезная, когда тебe я милъ!
Любовь согласная довольно дастъ намъ силъ,
Сему насилію, горя, сопротивляться:
О страсть пора тебe съ обeихъ странъ являться!
Что я толь щастливъ былъ, не вeдалъ я по днесь.
Отецъ ко мнe идетъ; совмeстникъ твой съ нимъ здeсь.
Родитель не могу своей противясь долe,
Любя ево твоей повиноваться волe:
И всe твои уже приказы мнe вотще:
Я жертвовала имъ не вeдая еще,
Колико лютое усиліе мнe злобно,
И что влюбненную и онъ любиль подобно.
И прежде тихъ Зефиръ потоки возмутитъ,
Китъ тяжкій изъ валовъ на воздухъ возлетитъ,
Совьють во глубинe сихъ рощей птицы гнeзды,
На землю ниспадутъ блистающія звeзды,
Ахъ! Нежель я въ любви съ Филинтомъ соглашусь,
И ради я ево любовника лишусь.
Любезныхъ чадъ отцы въ бeдахь не покидаютъ:
И тигры лютыя птенцовь не поядають:
Щадить дeтей своихъ свирeпая змeя,
И я, родитель мой, любезна дочь твоя.
Съ ея желаніемъ толико онъ согласенъ,
Колико оный часъ Филинту былъ ужасенъ.
Въ одну минуту въ немь перемeнился видь:
Невeрнымь дружествомъ навлекъ себe онъ стыдъ:
Плодомъ который имъ безстыдно насаждался,
Бездeльство учинивъ, Филинтъ не наслаждался.
Бeжитъ какъ дикій звeрь ко темнымъ онъ лeсамъ,
И яму другу рывъ, въ ту яму палъ онъ самъ.
А Гименъ и Еротъ любящихся спрягаютъ:
Любовннки утeхъ желанныхъ достигають:
И стона своево скончавъ печальны дни,
Въ готовомъ шалашe осталися одни:
И вмeсто прежнія любовныя отравы,
Тамъ чувствовали всe цитерскія забавы.