Александр Сумароков - Феламира

Часы пріятнаго при вeчерe зефира,
Рвала себe цвeты младая Еламира,
Къ пастушкe подошелъ влюбившійся пастухъ,
Котораго ей былъ давно покоренъ духъ.
Пастушка и сама была любви покорна,
Хотя въ наружности казалася упорна:
И пламень чувствуя къ Леяндру во крови,
Уснливалася противиться любви:
Колико было льзя сей пламень истребляла;
Но истребленіемъ ево усугубляла;
И тщася иногда Леяндра забывать,
Старалася огня пыланье задувать;
Чeмъ болeе огонь задуть она желаетъ,
Тeмъ больше силится и больше онъ пылаетъ.
За чeмь, за чeмъ ко мнe сюда приходишь ты.
Мeшаешь ты мнe рвать, ко завтрему цвeты:
Во взавтрешній мнe день, на самомъ на разсвeтe;
Шестнатцать будетъ лeтъ, какъ я живу на свeтe.
На что жъ рабячишься ты памятуя то,
Сердяся на меня не вeдомо за что?
Я дeло дeлаю; а ты мнe въ томъ мeшаешь.
На что себя, на что цвeтами украшаешь,
Когда влюбившихся прельщаешь ты круша?
Да ты жъ и безъ цвeтовъ довольно хороша.
Севоднешній вeнокъ ко завтрему увянетъ,
И перьвой мнe Леяндръ смeяться взавтрe станетъ.
Не смeхъ въ умe моемъ; тобой животъ гублю,
За ту одну вину, что я тебя люблю.
Когда тебя я гдe, дражайшая, не вижу,
Потоки и луга и рощи ненавижу;
Но къ мукe иногда узрeть тебя хочу:
Узрeвъ бесчувствую, не движусь и молчу:
Въ очахъ моихъ туманъ, на сердцe тяжкій камень.
И зжетъ мою всю кровь тончайшій самый пламень,
Блeднe.ю и дрожу и хладный потъ лію,
И кажется, что я кончаю жизнь мою.
И я бъ тебя, Леяндръ, подобно полюбила,
Когда бы я въ любви себя не позабыла;
Но я слыхала то, что дeвушка любя,
Не помнитъ иногда, въ любви сама себя:
Въ жару забудется, себя не умeряетъ,
И что хранила въ вeкъ, въ минуту то тeряетъ.
На что жъ орателю пахать и сeять рожь,
Когда ея не жать, и трудъ ево на что жъ?
На что траву косить: иль только ради тлeна,
Когда бы изъ нея не дeлали мы сeна?
Не должны яблоии въ садахъ имeти мeстъ,
Коль съ вeтвій ихъ ни кто ни яблок.а не съeстъ,
А въ красотe еще сугубыя успeхи;
Дая она другимъ даетъ себe утeхи.
Но твой я вслушалась понятно разговоръ;
Да естьли яблоки сорветъ со древа воръ.
Сорвавъ плоды, когда плодами сытъ воръ станетъ,
На обнаженное онъ древо и но взглянетъ.
Ахъ, естьли бъ яблонь та чувствительна была,
Отъ горести бы впредь во вeкъ не расцвeла!
А естьли чувствіе мое не лицемeрно;
Твое суровство мнe излишно и чрезмeрно,
Оставь меня, Леяндръ, оставь ты мнe покой!
На что утeхи мнe смeшенныя съ тоской?
Хочу забавами другими наслаждаться,
И въ вeкъ любовію ни чьей не побeждаться.
Не зжетъ не холодитъ пріятная весна,
Безстрастная такъ жизнь покойна и красна;
Не трогай ты меня, и скрой свои мнe пeни!
Любовникъ падаетъ предь нею на колeни:
Я пeней ни какихъ тебe не говорю,
Лишь только мучуся и въ пламени горю:
И естьли я съ тобой въ сей часъ не соглашуся;
Въ сей часъ и жизни я передъ тобой лишуся.
Чeмъ имя здeсь твое на коркахъ я черчу,
Сей ножъ я кровію своею омочу.
И къ утолeнію жестокія напасти,
Онъ хочетъ передъ ней, ножемъ произенный, пасти.
Пастушка вскрикнула всю память погубя::
Отчаянный Леяндръ? Люблю, люблю тебя.
Онъ бросилъ ножъ и съ нимъ свою отбросилъ муку,
И Еламирину, сто кратъ, цeлуетъ руку.
Шеснатцать въ оный день кончается ей лeтъ,
Въ семнатцатомъ году суровости въ ней нeтъ.